Всё о жизни чайных дракончиков - Нелл Уайт-Смит

я отметил весьма запоздало, что мы снова перешли на «вы», и испугался, что это уже навсегда.

«Посмотри, куда мы попали из-за твоей глупости! Я могу больше никогда не вернуться к работе из-за тебя», – мощно простучал брату Чай Скорости, завершив последнее слово столь яростно, что, как мне показалось, чуть не разбил емкость.

Я сделал два шага назад, я не мог разобраться в урагане противоречивых (от злости на ДиДи за этот тон до душащего желания обнять ее крыльями) эмоций, и это меня убивало.

– …Помочь… я… я хочу вам помочь, я маленький, но я же могу что-то сделать!

«Я отказался от чайного признака! Я отказался от карьеры и призвания! Я пошел против мира только для того…»

«Чтобы уничтожить все, чем я дорожил!»

– Я могу еще что-нибудь сделать, ДиДи, – прошептал я, закончив фразу ее настоящим именем, но мой стук потонул в яростной ссоре големов.

– Вы уже что-то сделали, вы уже очень много всего наделали, и, пожалуйста, не надо больше! Отстаньте от нас с Кейррой, остановитесь! Чем мы провинились, что вы так жестоко с нами обошлись?

– Но все не так, – попытался вставить я хотя бы слово, но ДиДи в своем отчаяньи не слышала меня.

«Я требую от тебя благодарности! Я требую от тебя признания моих заслуг!»

– Как они вообще узнали о том, где находится помещение Кейрры? У него нет официального номера, оно не отмечено на карте! Оно было спрятано.

Один из курьеров заметил активность големов, из-за которой все вокруг уже ходило ходуном, и отодвинул емкости. Чай, находившийся там, где мы с ДиДи, Чай Кейрры, предугадав это движение курьера, бросился к стенке и быстро, быстро и громко простучал: «Что я могу для тебя сделать?» – но этот стук уже потонул в воздушной прослойке между стеклами. Я понял, как легко потерять момент для того, чтобы сказать самое главное, это кольнуло меня, и я не стал врать ДиДи, я признался:

– Кажется, это я виноват. Я покупал Кейрре подарок и просил доставить сюда, объяснив, как пройти.

Я тут же пожалел о сказанном, поняв, что только что разбил этим драконице сердце. Она спросила меня тихо, не повышая голоса, хотя лучше бы уже укусила:

– Почему вы просто не ушли, раз так сильно не хотели работать над этим проектом? И как, ради Сотворителя, как так, оставшись с Кейррой наедине всего на пару часов, вы все довели до… этого?

– Не знаю, я… не знаю, как так вышло… я не хотел, я старался, я же ни в чем конкретном не виноват! Неужели же вы не хотите, чтобы я остался рядом?

– Я хочу свою девочку! – сорвалась на крик отчаянья драконица, и боль в ее глазах порождала не меньшую боль во мне. – Я хочу только увидеть опять свою ненаглядную девочку! Чтобы с ней все было хорошо! Вы понимаете? Я не знаю, где она, с кем и что ей угрожает! Я ничего не знаю, я никак не могу ее защитить!

Тележка начала движение, меня сняли с емкости и опустили на пол. Я еще попытался как-то поравняться с отъезжающей платформой, что-то сказать ДиДи, но буквально за секунды отстал. Обернувшись назад, я увидел, что Дейрана толкнули так, что он упал – и остался сидеть на полу.

– Нужно вставать, – сказал он мне бумажным каким-то голосом, попытался это сделать, но, проведя рукой по карману куртки, замер и еще сильнее побледнел. – У меня нет ключей от пита, но я же брал, я никогда не вынимаю… А Эйхнар… он же закрыл за нами дверь. Он не закрыл бы на ключ, если бы хотел нас пустить назад.

– Что за глупости, – отозвался я.

Дейран протянул руку, взял меня в пригоршню и помчался назад, и мы… убедились в верности его страхов: в пит, где хозяйничал пьяный механик, оказалось невозможно попасть.

Я постоял немного, созерцая отчаянье Дейрана, и понял, что больше не могу находиться рядом. Что должен был бы, что обязан был найти слова для Дейрана, как-то его поддержать, как-то проявить себя мудрее его, дать ему опору, но… у всего есть предел.

Очень осторожно я сделал несколько шагов назад, завернул за поворот коридора и постарался, отстранившись от его отчаянных стуков в запертую дверь, прислушаться к собственным чувствам. Тем временем, что-то насвистывая, появился уборщик, я подошел к нему и попросил помочь мне добраться в единственное место, куда меня сейчас тянула душа:

– К питу команды Лиги обойщиков, если вам по пути и не затруднит, пожалуйста.

Мне не отказали. Дверь в коридор оказалась распахнутой настежь, внутри помещения, во многом аналогичного питу Эйды, находилась уже одетая для города и застегивающая большую дорожную сумку Нейдойкеенн. Я подал голос, заставив ее обратить на себя внимание (пришлось подождать, пока она догадалась, что с ней разговаривает не пустое пространство, и додумалась посмотреть вниз), и произнес:

– Мне хотелось поблагодарить вас за то, что вы сделали, и… и дать знать, что для меня лично, хотя вы меня и не знаете… – я сделал паузу и прочувствовал ту секундочку, когда она поняла, что я имею в виду заговор простив Эйды, не воплощенный ею в жизнь, – для меня то, что вы сделали, очень важно.

– Я это сделала не для Эйдераанн, это все только для меня, – сухо ответила девушка, позвякивая пряжками ремней, ужимавших объем дорожной сумки.

– Но вы ведь могли остаться в гонке, просто ее толкнув.

– Я – не могла, – напомнила мне бегунья, протянув руку за зимней курткой, висевшей здесь же, и накинула ее, – могла Тарья, она и осталась.

– Ты втащила ее в следующий круг, а она тебя предала ради более перспективной напарницы, оставшейся в гонке благодаря твоей доброте, – напомнил я реальное положение дел.

– Моей карьере ничто не помешало бы закончиться, – возразила спортсменка недружелюбно, придавив левую сторону сумки, чтобы затянуть последний ремень. – Может, эта ваша Эйда действительно способна бежать без признака скорости, может, она действительно способна преодолевать какой-то… предел, но обычно ты упираешься в свой физический потолок, и дальше никакая техника или политика тебе уже не помогут. И можно потратить месяцы, если не годы, отрицая это. Я просто решила не красть у себя это время. Доброта здесь совсем ни при чем. Так что свою благодарность можешь оставить при себе, голем.

– И… что теперь? – перемялся я на лапах, чувствуя, как этот пит становится до странного пустым. Пустеет, словно теряет свое назначение.

– Пойду… посмотрю на жизнь на ночь глядя, – улыбнулась мне как-то пресно Нейдойкеенн, закинув